С Викторией Трофименко мы встретились буквально перед самым ее отъездом из Одессы. Ее пригласил Одесский кинофестиваль, показывали ее дебютную нашумевшую картину «Братья. Последняя исповедь». Сами организаторы сетовали, что по правилам фестиваля не могут взять фильм в конкурсную программу из-за «года рождения», а так «Братья» наверняка бы взяли какую-то награду, уж слишком видное кино. Виктория как раз только вернулась с моря, собрала вещи и выписалась из отеля. Импульсивная, уверенная в себе, она рассказала, какая критика на «Братьев» запомнилась ей больше всего, какие задачи она ставила перед актерами и кто помог ей почувствовать себя на съемочной площадке как дома.
Беседовал: Павел Щур
Фото: Карина Полянская
Виктория Трофименко только в начале режиссерского пути, но уже видно, что этот путь будет долгим. Стремится через дела быть счастливой, а главным своим событием в жизни видит собственное рождение. Из последних впечатлений выделяет Париж, говорит: «Никогда не думала, что влюблюсь в столь мечтательный для всех город, но атмосфера и архитектура сделали свое».
- Большинство актеров в фильме «Братья. Последняя исповедь», дебютанты, как вам работалось с людьми, только входящими в профессию?
Мне с ними было наиболее комфортно, я ведь сама дебютант в постановочном полном метре. До этого были только документально-постановочные фильмы. Люди мне доверились. Нелегко было как режиссеру, которому нужно держать 60 человек, будучи дебютантом, но еще сложнее работать с мега-профессионалами, знакомыми между собой. У них совместные реализованные проекты, опыт, они знают друг друга, а тут я «не пойми кто, не пойми откуда», и меня вдруг нужно слушаться. Это было психологически – стрессом. Первое, что пришло на ум, –надо утвердить свой авторитет. Но потом поняла, насколько это бессмысленно, что нужно просто делать то, что хочу, иначе чокнусь от напряжения. А актеры сами не знали, как нужно сниматься – и это сработало в плюс. Хотя меня критиковали на площадке. Все же на съемках делают свое собственное кино, каждый знает как, что, куда нужно поставить и с какого ракурса снимать, как играть. Причем роль человека в процессе значения не имеет, у всех всегда есть авторитетное мнение о происходящем. Слышала за спиной,что никто так с актерами не работает, что так задачи не ставят. Бывало, кто-то приходил, подглядывал в монитор и мог сказать: «Я не верю». Это было обидно. Особенно никто не понимал, что я нашла в главной героине. А для меня она была идеальной. Поэтому, когда Наталка получила главный приз в Москве, я была безумно счастлива, это была моя личная награда, это показало, что я была права, когда отстаивала ее.
- Для фильма вы практически весь хутор строили с нуля. Насколько знаю, у вас были проблемы с местными жителями и вам угрожали. Как вы решили конфликт?
Да, люди думали, что мы захватываем землю. Приходили с вилами, ругались, говорили, что у них здесь картошка растет, а мы урожая их лишаем. В результате, вручили им столько картошки, сколько должна была вырасти. Все эти вопросы решали продюсеры. Как по мне, они гору сдвинули. Художники во главе с худ-постановщиком Владом Одуденко построили целый хутор, специальную дорогу на гору, постоянно восстанавливали ее после ливней,а потом в результате возвели лестницу на гору – это феноменальный труд. Вначале, когда была одна, мне было крайне сложно, я же дебютант, и став сразу заниматься всем, прочувствовала путь Колумба, плывущего в открытом море с одной лишь верой, что где-то заветный берег. В работе режиссера грань между безумием и целеустремленностью прозрачна. И кино – это не только колоссальный творческий симбиоз, но и не дюжая продюсерская работа. С продюсерами все стало на свои места, эти люди для меня – волшебники. Они ограждали меня от многих вопросов, берегли. И все ради того, чтобы я могла не распыляться и сосредоточиться на творчестве.
- А как вы решали вопрос финансирования?
Благодаря питчингам. Мне однажды сказали: «Вика если ты собираешься подаваться в ГосКино, тебе нужен продюсер. Потому что дебютант, режиссер, сценарист — все это в одном лице уж слишком». И я поняла, что в человека верят, если за ним стоит команда. Мне открыто говорили: «Ты, Вика, конечно, извини, ты нам нравишься, но у нас так много денег ушло не понятно куда, давай найди продюсера». И я искала, причем тех, с кем мне будет комфортно. В этой сфере все друг друга знают, и обо мне слышали, говорили, что есть девочка, которая ищет деньги под хороший проект. На тот момент я успела поучаствовать в нескольких питчингах, одним из которых курировал еще живой Богдан Ступка. Там меня заметил Игорь Совеченко, мне дали его телефон, мы встретились, поговорили, и я поняла, что мне с этим человеком легко. Поняла интуитивно, без особых причин, я сама по себе интуит и опираюсь на компас: чувствую или нет. Потом он меня представил Максу Асадчему – собственник Пронто фильм. И процесс пошёл.
- Было ли что-то, что помогало вам работать на площадке?
Не знаю, как у остальных, но у меня было ощущение, что я дома. В моих отношениях с людьми на съемках не было шлейфа каких-то историй, коммуникаций, чего-то, что могло бы формировать предвзятое отношение и мешать. Все делалось с чистого листа, а это, согласитесь, важно. Нас всех объединяла идея. Проект был принят студией как собственный ребенок и получил наивысший приоритет, на него отправили лучшую команду, он получал все самое необходимое.
- Вы снимали в разное время года, с какими трудностями сталкивались?
Гора. Таскать наверх оборудование для людей было подвигом. Конечно, часть света мы оставляли в одной из игровых построек, но самый ценный груз постоянно приходилось поднимать на гору. Актера Виктора Демерташа приходилось завозить на лошадях, он тучный актер и не мог подыматься по лестнице сам. Каждое утро мы как индусы шагали в гору. Зима это или лето – не имело никакого значения.
- Картина украинская, а получила награду на московском фестивале. Многие проводили параллель сюжета с отношениями между Россией и Украиной сегодня. Как вы реагировали на критику?
На самом деле отзывы были разные. Но один мне запомнился особенно, это была классика черного пиара. Одна женщина из какой-то коммунистической партии России написала сногсшибательную рецензию о фильме, в которой конструктивной критики не было, зато было в разных красках описано, какие украинцы безобразные и уроды, а апогеем статьи стала фраза: «брутальное, физиологически бесстыдное нарезание сала кухонным ножом» (улыбается – ред.). И такого рода были и другие статьи, но радовали комментарии внизу. «Да, видимо хорошее кино, надо сходить» (смеется – ред.). В целом 80 процентов людей все равно адекватные и отфильтровывают явно заангажированную информацию.
- Вы затрагиваете в «Братьях» тему святых, рассуждаете о духовности, в частности о Святом Христофоре, не было страшно? Сейчас так легко попасть с этой темой на осуждение.
Нет, не было страшно. Думаю, что с моим следующим фильмом будет еще больше порицания, но это не имеет значения. На самом деле, это в моей психофизике, я склонна к мистическому реализму и мне интересно об этом говорить. Я специально усилила эту линию, в книге она была тоньше. На западе о Святом Христофоре знают больше, а у нас его заменили Святым Николаем. Они выполняют схожие функции, но Христофор совершенно другой святой, его убрали, нивелировали, потому что у него две официальные версии, что он был кинокефал, человек с собачьей головой, а потом, когда принял Христа, ему дали человеческий облик и…
- Это то, что у вас звучит в фильме.
Да, там две версии, и наоборот, что он превратился в кинокефала. Они обе официальные, признанные, они как два брата, на этом выстроена вся история. А писательница стяжает его дух, она разъясняет, потому что не понятно, какой он был, что с ним происходило. Она выполняет миссию Христофора в жизнях братьев. Это красная линия картины, на этом все выстроено и это определенная триада: писательница, Христофор и Ивга. Я даже в костюме продумала цветовую гамму, чтобы это было видно: терракот и солнце. Вспомните, жена сгорает на солнце. Все работает, все образы и персонажи были связаны и продуманы до мелочей.
- А есть ли у вас любимый эпизод в фильме?
Когда Христофор омывает ноги прокаженному и уплывает по реке в туман. Это один долгий кадр, мы снимали его весь съемочный день. Там еще есть жук скарабей, буквально рожала его со своим оператором Славой Пилунским, он из меня жилы тянул, в работе очень требовательный, говорил: «А почему я должен двигать камеру?» Помню, приходилось каждое движение камеры аргументировать. Я постоянно была как на экзамене и благодарна ему за это, потому что на каждый вопрос была вынуждена давать аргументированный ответ. И я ему тогда ответила: «Потому что там, Слава, ползет скарабей, а это символ солнца, бог Ра, это Ивга, а она сгорает у нас на солнце, и это все символично». Слава согласился, и мы продолжили раскадровывать (улыбается – ред.). Мы все гордимся этим кадром, потому что все там выверено, каждая деталь, туман, жучек, свет.
- Вы прошли через весь процесс создания полнометражного фильма в Украине. Чем можно помочь украинскому кино, как сделать его лучше, может что-то изменить?
Его надо финансировать. Дальше все будет строится от людей, а они у нас абсолютно профессиональные. Главное, чтобы нарабатывался опыт, чтобы для новых людей были открыты двери и они получали возможность развиваться, все приходит с опытом. В Украине много талантливых людей, которым есть о чем рассказать — им главное не мешать. Потому что если указывать, о чем снимать, давать госзаказы на определенные темы, — это уже не кино. Дайте людям раскрыться, и они дадут вам намного больше, чем вы от них ожидаете. У нас много хороших исполнительных продюсеров и технических команд, которые снимали для зарубежного рынка. Персонал поразительно сильный в Украине. Для того, чтобы делать качественный собственный продукт, должна быть продумана схема финансирования отечественного рынка. И не надо ограничивать людей, строить клановые структуры внутри кинопроизводства. Стоит понимать, что пока есть свежая, ключевая вода, она течет и наполняет моря, океаны, и все хорошо, но если воду перекрыть и оставить фонтанчик, его на всех не хватит, и она застоится. А нам нужна циркуляция. Молодые люди – это наша вода, которой стоит позволять нас наполнять.
- Ваши три главные правила в работе над фильмом?
Мне должно нравиться, я должна получать удовольствие от процесса и верить в то, чем занимаюсь. Могу обойтись даже одним – мне необходимо чувствовать то, что делаю. Этого для меня достаточно. Я должна срезонировать с историей.
- Над чем сейчас работаете?
У меня сценарный этап, наконец закончила первый драфт следующего сценария. Иногда отлыниваю, но потом вспоминаю слова Леся Подервянского: «Вдохновение – это для аматоров, а у профессионалов аппетит приходит во время работы» и берусь за дело. Стоит начать, и вскоре увлекаясь, не замечаю времени. Для меня написание сценария – это невероятно глубокий процесс, это как создавать отдельный мир. Я в детстве была лжецом. Много лгала, потому что любила придумывать параллельные реальности, а потом в какой-то момент поняла, что я этого делать не хочу, повзрослела. Сейчас же эта детская способность на определенном этапе работы очень даже кстати. Кинематографист, литератор – это узаконенный лжец. К тебе приходит зритель и он хочет, чтобы его обманули. Если режиссер делает это не качественно – зритель уходит, а если режиссер сам верит в то, что делает, то и другие поверят. В этой сфере искусства, главное быть честным с собой, даже в своих заблуждениях. Именно поэтому мне не интересно угождать кому-то, подавляя себя.
- Есть ли у вас, что-то, что давно хотите сделать, но постоянно откладываете?
Нет. Я все делаю. Вот я хотела «Братьев» и я их сделала. При этом, у меня нет привычки заниматься параллельно несколькими проектами, я не распыляюсь.
- Расскажите, как вы решились снимать по книге, ведь сюжетную линию фильмавы взяли из романа«Шмелиный мед» Торгню Линдгрена.
Когда-то я прочла «Дневник Сатаны» Леонида Андреева. Читали? Парадоксально, но никто его не читал, у кого ни спрошу, никто его не знает. Перечитала всю его литературу в юности, надо же было чем-то себя наполнять, но на «Дневнике Сатаны» остановилась, мне показалось, что это уже будет слишком – и я его отложила. А потом прошло время, поняла, что надо же все-таки закончить, и прочла. Это оказалось одно из самых светлых произведений Андреева. Следующий книгой стала «Долорес Клейборн» Стивена Кинга, «Братья», кстати, похожи образом писательницы на Долорес Клейборн. Меня так впечатлила книга, что загорелась снять фильм по ней, а потом оказалось, что такое кино уже есть. Та и ладно, подумала я. Значит, не время. А дальше были заботы, я перевелась на другой факультет, у меня второе образование режиссерское, потом была какая-то сложная история. И когда мне в руки пришел «Шмелиный мед» Торгни Линдгрена, то я была готова, была созревшая для фильма и поэтому в результате смогла его снять.
- В чем для вас раскрывается братская любовь?
На площадке я говорила актерам: «Вы не играете ненависть, вы о ней говорите, не надо играть ненависть, вы играете любовь». Так звучала задача, и они играли любовь. Это фильм не о ненависти. Самым важным для меня было показать, какая может быть странная любовь между родными братьями.