IMG_0353«Полторы дюжины правдивых историй и одна неправдивая» — это первая книга одесского писателя, филолога, бизнесмена Вика Мартиросяна, один из спецпроектов theNorDar. Каждый день на протяжении 19 дней мы будем публиковать по одному рассказу Вика. В середине сентября выйдет вторая книга автора «О любви, о жизни и яблоках с неба» издательства САММИТ-КНИГА. Найти ее можно будет во всех книжных магазинах страны, а чтобы приобрести первую книги (или обе), пишите нам: info@thenordar.com

 

Иллюстрации: Lilit Sarkisian

Он родился в 1909 году и был самым младшим в большой семье харьковского нотариуса Андрея Кирилловича. По семейному преданию Андрей Кириллович был не кто иной, как первый сын Александра II и тогда еще совсем юной княжны Екатерины Долгорукой. Младенцем был отправлен на воспитание в семью хранителя августейших бастардов — графа Клейнмихеля, затем в престижный тогда Гейдельбергский университет — учиться на юриста и, наконец, осел в Харькове, женившись на Александре Ивановне Свичеревской – доброй девушке из небогатого дворянского рода.

В семье было шестеро детей. Витяка, как это часто бывает с младшенькими, был всеобщим любимцем. Пел на клиросе харьковской церкви свв. Кирилла и Мефодия. Участвовал в домашних спектаклях. Подолгу пропадал у родственников на конезаводе, где пятилетним получил копытом в лоб, навсегда сохранив легкую косинку на правый глаз.

Андрей Кириллович умер 49-ти лет от роду во сне. Дом на Люсинской улице (сохранившийся, кстати, поныне) то ли продали, бедствуя, то ли отобрали набежавшие швондеры. В годы гражданской там сделали столовую для малоимущих, и маленькому Витяке было странно сербать похлебку в этом, теперь уже чужом казенном доме, и наблюдать как в «комнате девочек» по-хозяйски швендяют чужие люди в грязных тулупах.

Дома была шикарная библиотека, которую удалось спасти. Витяка запоем читал Жюля Верна и Эмилио Сальгари, Луи Жаколио и Луи Буссенара, Конан Дойла и Герберта Уэллса, что сделало его романтиком на всю жизнь. Поэтому, став постарше, он уехал к морю, чтобы узнать как свистит ветер в снастях и хлопают кливера. И поступил в одесскую мореходку.

Учеба в мореходке давалась легко, он был одним из лучших в группе. Однажды ему доверили подтянуть по геометрии красавицу-хохотушку Лизоньку, которая была одесситкой и встречалась с его хулиганистым одногруппником Сашкой Маринеско. Спустя пару месяцев, Лизонька стала Витякиной женой, а Сашка Маринеско – вечным недругом.

Весь их выпуск стал подводниками. Во время войны он был флагманским штурманом, «флажком» – как называли всех флагманских специалистов. Но было у него еще одно особое прозвище – «флаг-травило». Столько смешных историй и так мастерски не умел рассказывать ни один офицер.

5 боевых орденов, медаль «За отвагу», «За боевые заслуги» и с десяток медалей-за оборону и за освобождение. Однажды, уехав в командировку на военный завод, вернулся не вовремя и не успел выйти со своим экипажем в море. Теперь они лежат в братской могиле у входа на аллею к памятнику Неизвестного матроса в Одессе.

Он очень старался остаться в живых, чтоб в 69-ом году стать моим обожаемым дедом.

Деды были у многих. Но такого деда не было ни у кого. Он научил меня плавать и ездить на двухколесном велосипеде, различать где бизань, а где второй грот, кататься на роликах и делать планер из бумаги, любить книги про море и приключения и лазать по деревьям. Он рассказывал мне про Пиночета и Махатму Ганди. Учил меня украинским стихам и записывал вместе со мной в особый кондуит всех новых космонавтов. Умел рассказывать анекдоты правильно – с непроницаемым лицом. Умел видеть красивое в обыденном. Умел искренне, по-мальчишески удивляться. Умел разговаривать со мной, как с равным, несмотря на разницу в 60 лет. Самое главное – он научил меня любить. Не в смысле: «А сегодня, Витек, я буду учить тебя любить!». Каждым словом, каждым взглядом, историей, жестом, прикосновением, отношением, примером. Помню, как я заходил на кухню, а они с бабулей, как потревоженные голуби разлетались в разные стороны, смущаясь и краснея. Им тогда было за 70, а они целовались! И их чувство до сих пор дает мне надежду и веру в Вечную Любовь.

Я вырос и попал служить на Краснознаменный Северный флот. К вящей гордости Виктора Андреевича.

А еще через год бабуля умерла. И деда как-то сразу сдулся, превратившись из крепкого офицера в отставке в стремительно дряхлеющего старика.

Вернувшись со службы, я зашел к нему в комнату и доложил: «Товарищ капитан первого ранга, старшина первой статьи Мартиросян прибыл в ваше распоряжение». Первый раз увидел его слезу.

Мне бы сидеть все время с ним, разговаривать, выспрашивать. Но молодость жестока и эгоистична, и я мотался по улицам жеребцом в поисках нехитрых приключений. Как-то я помог деду подойти к зеркалу и услышал фразу, произнесенную шепотом, только для моих ушей: «Прости меня, Витек, я же такой молодой внутри! Мне же 25! Только этого никто не замечает! Тело не слушается. Хорошо, что Лизуня меня таким не видит!»

Через месяц я уехал в Россию и поступил в университет. А еще через месяц деды не стало. Его отвезли к бабушке в Батуми и похоронили с воинскими почестями, гимном Советского Союза и салютом из автоматов.

Во время своих первых каникул я обнаружил его дневник, где он записывал что-то, скорее для памяти, чем делясь переживаниями. Две последние записи с перерывом в 2 месяца были:»Витюшка вернулся с флота», и совсем уже слабой рукой, сползающей вниз строчкой:»Витюшка поступил». На следующий день он потерял сознание. Уже навсегда.

Господи, как же мне было стыдно! И до сих пор стыдно! Как же мне его не хватает! Как часто он мне снится!

Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего Виктора! Прости ему все прегрешения вольные и невольные и даруй ему Царствие Небесное!

Давайте любить тех, кто рядом! Сейчас! В эту минуту! Ведь даже через час может быть поздно!

2