«Полторы дюжины правдивых историй и одна неправдивая» — это первая книга одесского писателя, филолога, бизнесмена Вика Мартиросяна, один из спецпроектов theNorDar. Каждый день на протяжении 19 дней мы публикуем по одному рассказу автора. В середине сентября выйдет вторая книга автора «О любви, о жизни и яблоках с неба» издательства САММИТ-КНИГА. Найти ее можно будет во всех книжных магазинах страны, а чтобы приобрести первую книги (или две сразу), пишите нам: info@thenordar.com
Иллюстрации: Lilit Sarkisian
Имя нашего рода, или по-армянски азганун, когда-то было Гадунц.
Когда я произношу эту нашу старинную фамилию, что-то очень древнее шевелится внутри. Оно наполняет меня сакральным мистицизмом древней молитвы. Мощью полноводной горной реки. Ритмом ударов двадцати дхолов. Топотом сотен копыт. Лязгом тысячи мечей. И я вижу как суровые крепкие воины сидят тесным кругом на поляне после битвы в заснеженных горах. Блики костра играют на их усталых заросших лицах. Они задумчиво цедят густое вино, и вполголоса поют тягучую, как здешний бекмез, песню.
***
В детстве все просто и понятно. В детстве не бывает полутонов. В детстве мир дуален – есть только хорошие и плохие, есть свои и чужие, есть добрые и злые. Когда я был маленьким, для меня никогда не было загадкой отчего не дружат кошки с собаками. Хитрый и жадный кот-скорняк когда-то обманул простодушного и доверчивого работягу пса. Они поссорились.
А так как
Этот кот-скорняк
Всем нашим кошкам
Прадед, -
Семейства
Кошек
И собак
Между собой
Не ладят.
Сейчас я уже не вспомню кто первым прочитал мне эту сказку Ованеса Туманяна. Но имя этого поэта у меня прочно связано с памятью о моем деде – Артеме Хачатуровиче.
Дед был родом из старинного арцахского села Ннги, что у подножия горы Бовурхан. В этот горный лесистый край в XVI веке пришли выходцы из местечка Ниг со склонов Арагаца, ища покоя от бесконечных нашествий арабов, татаро-монголов, персов и османских турок. Переселенцев приняли местные жители, жившие тут испокон. И вот, в 1580 году все вместе они основали новое поселение. Села строились тогда как военные укрепления, и даже дома до середины XIX века уходили тремя стенами в землю или скалу и лишь внешнюю стену оставляли свободной. Так называемый глхатун, чей прототип описал еще Ксенофонт в IV веке до нашей эры.
Кто бывал в Нагорном Карабахе, тот знает — этот край красив суровой красотой, условия жизни крайне аскетичны, а уклад чрезвычайно патриархален. В начале прошлого века все было еще жестче. В таких условиях мальчишки с детства растут мужчинами. Без сантиментов. В строгости. Ничего лишнего. С малых лет — как воины. Похвалу надо заслужить. Но взрослые скупы на добрые слова. Проявлять свои чувства мужчинам здесь не принято. Не мудрено, что эти места всегда рождали бесстрашных воинов.
Тем невероятнее, что в этом заповедном краю, где так сильна грубая первобытность отношений, вырос кряжистый парень, с крепкими крестьянскими руками и восприимчивой душой поэта.
При этом поразительно похожий на брутальную инкарнацию Роберта Де Ниро.
Он родился 23 февраля 1920 года. Время было не из легких. Шла очередная армяно-азербайджанская война 1918-1920 годов. Его отец, мой прадед Хачатур был знаменитым на весь Арцах охотником. Этим и зарабатывал на жизнь. Сохранилась фотография, где прадед в фотоателье важно позирует с ружьем и трофеями – десятком волчьих шкур. Все его четверо сыновей сызмальства учились бить зверя без промаха. И делали это всю жизнь.
Артем с детства любил бродить по окрестным лесам, шагать берегом реки Хонашен от мельницы к мельнице, забираться на самую высокую точку в окрестных горах, где в хорошую погоду можно было увидеть в одной стороне Каспий, а в другой — Арагац. Он наведывался в гончарные мастерские, коих в Ннги было множество, и увлеченно следил за работой мастеров. Ходил к развалинам древней часовни Ехцегори, которую перестраивали в XII веке, а заложили Бог знает когда. Возле часовни было кладбище тех же времен, с замшелыми каменными крестами, где можно было посидеть в тишине и подумать о Вечности.
В лесу можно было найти чем подкрепиться — множество диких фруктов, орехов, грибов, шелковицы, каштанов. Зверья тут тоже хватало — кабаны, волки, шакалы, дикие бараны. Раньше даже тигры водились. Туранские. Как-то раз, в лесу Артем наткнулся на молодого медвежонка. Тот погнался за ним. В руках у деда было ведро и, отбиваясь им от мишки, дед полез на дерево. Медведь — за ним. Поднявшись выше, Артему удалось нахлобучить ведро медведю на голову, а самому улизнуть.
У деда был необычайный слух, и к окончанию школы он отлично знал армянский, азербайджанский, русский и умел виртуозно играть на свирели. А еще он любил стихи. И пробовал писать сам. И те, кому он их читал, посоветовали ему отправиться в Баку учиться на поэта.
Дед так и сделал. Приехал в Баку, показал там свои стихи и они понравились!
Но война растерзала его мечты, забросив в окопы Кавказского фронта. Там он, как знающий три языка, что было на вес золота, стал командиром интернационального взвода, сформированного из таких же горцев. Со своими абреками они стояли насмерть под Малгобеком. Несколько раз ходили в рукопашную, наводя на фрицев панический ужас. Дед рубил врагов саперной лопаткой. Был пронзен штыком в живот. И нашпигован осколками от снаряда, которые гуляли у него по телу до глубокой старости.
После госпиталя, продолжил службу в Грозном, где взял в жены красивую внучку священника Аветиса из старинного княжеского рода Сумбатянц-Сумбатовых. Она подарила ему трех сыновей и вечную головную боль. Древние говорили: «Повезет с женой — будешь счастливым, не повезет — будешь философом». Дед был философом, считая, что ему не повезло. Как-то сказал мне после очередного позиционного боя с бабушкой: «Представляешь, я же всю жизнь в окопах!».
А еще он всю жизнь был нефтяником. Тридцать с лишним лет — на буровых.
Кто бывал в Нагорном Карабахе, тот знает как манит эта его суровая красота. Вот и дед при любой возможности уезжал в Ннги, чтоб побродить вдоль колючих зарослей моша и вдохнуть аромат жасмина у сохранившегося родительского дома.
Выросший в спартанских условиях, он так и не выработал иммунитета к цивилизации со всеми ее соблазнами и излишествами. Он так и не научился словами открыто исповедовать свои чувства, считая это зазорным для мужчины. Он всегда ходил в душном скафандре, притворяясь своим на чужой планете. Но этот мир так и не стал для него своим. Здесь он был даже для родных фриком, нелепым чудаком, объектом для подтрунивания, от этого еще больше замыкаясь, и никого не подпуская к тайникам своего сердца. Мне он казался бесконечно одиноким стариком с застенчивой душой ребенка.
Я люблю его за то, что он был именно таким. Я благодарен за его простую мужественность и за наше совместное молчание. Я помню все его уроки. Тетради с его стихами лежат у меня в шкафу и ждут своего часа, когда я решусь перевести их на русский, если Бог даст.
И все же…
Дед никогда не переставал писать по-восточному мудрые стихи, украшенные замысловатыми метафорами. Как и его любимый Ованес Туманян, он был рад любым гостям, любил застолье и витиеватые тосты. Мог наизусть читать стихи Аветика Исаакяна, Егише Чаренца или свои собственные, восхищенно делясь со скучающими сотрапезниками смыслом прочитанного.
А еще он любил играть на свирели, становясь в этот момент самим собой, срывая душный маскарадный наряд. Закрыв глаза, уносился мыслями в далекий тутовый сад на склонах Бовурхана. Туда, к истокам, где Гадунц превратились в Мартиросянов, где прошла его юность и всю жизнь рвалась его душа.
***
Хочу быть первым, кто объяснит моим внучатам отчего собаки не дружат с кошками.