Автор новой поэтики в украинской документалистике, Остап Костюк, делал свой дебютный фильм «Жива Ватра» четыре года. Как это происходило, что он думает о новой волне кино в Украине и почему следующий его фильм будет о городах, он рассказал нам сразу по прилету в Одессу на Одесский международный кинофестиваль, где впоследствии получил Специальный диплом жюри Национального конкурса.
Беседовали: Павел Щур, Анастасия Василишина
Фотографировала: Карине Полянская
Режиссер, музыкант, отец и велосипедист. Главным событием в своей жизни считает рождение дочки, из городов больше всего любит Львов и стремится к просветлению. О своей работе говорит жестикулируя с блеском в глазах. Как документалиста его главный принцип в работе – наблюдение, все остальное, по его мнению, происходит само. На своих героев он никогда «не нажимает», чтобы получить какую-то эмоцию, он их раскрывает и ни в коем случае «не сдает» отчаянию в конце, потому что кино стоит заканчивать надеждой. Остан Костюк для журнала theNorDar.
- Ваш фильм «Жива ватра» уже успел покататься по кинофестивалям, где он был и какие призы взял?
Стартовали на Киевском международном кинофестивале «Молодость», потом был Docudays, но все вне конкурса, у нас были амбиции поучаствовать в программе Канадского международного фестиваля документального кино HotDocs. И мы ее реализовали, продюсеры подались в Торонто и мы неожиданно взяли Специальный Приз Жюри. А начинали показывать в Украине, потому что фильм сделан при поддержке Фонда ГосКино и это накладывает определенную ответственность.
- Как пришла идея снять «Живую ватру»?
Я занимаюсь гуцульской культурой и музыкой уже более 10-ти лет. Мне всегда было интересно продвигать все, что с ней связано. Это что-то такое, что в Европе уже растворилось, а у нас еще есть, и оно сейчас как раз на сломе поколений, и не понятно исчезнет это или будет продолжаться. Мне интересны старые формы, наиболее архаичные. Как исследователь, как музыкант, я нашел их в пастушьей музыке. Так и появилась идея. У гуцулов корни и способ жизни были полностью связаны с овцеводством, от земли особо не прокормишься, поэтому овцы – основа культуры. И если музыка тех краев, трембиты, другие инструменты, спасутся, выживут в будущем за счет фестивалей, то образ жизни гуцула, сам источник откуда это все идет, почти погиб. Можно сколько угодно шить и носить вышиванки, но если ты не понимаешь о чем это, о чем символы и для чего их носят, то значит, ты просто тиражируешь форму, а сам образ жизни, который продолжает эти формы, исчезает. И своей задачей видел снять фильм о корнях, и не столько о прошлом, сколько о настоящем, вне шаблонов.
- Как познакомились со своими героями, как нашли их, был ли кастинг?
Нет, какой кастинг. Перед работой обязательно проводится исследование, когда ездишь по локациям, знакомишься с людьми, снимаешь общие планы, прицеливаешься. Мы приехали в Верховинский район, Ивано-Франковской области, и там нашли пастбище, оно было единственным. Когда-то их там было 78, а теперь осталось одно. Так что долго искать главных героев не пришлось. Многие думают, что овец раньше разводили для мяса, но их не резали, наоборот, стадо увеличивали и делали сыр, одежду. Например, Европа раньше выживала только за счет шерсти, это Швейцария, Норвегия, Франция, Испания, Италия, Британия, которая сделала империю на одежде, это все благодаря овцам. Многие отделяют наши традиции от остальных, но Украина часть этой истории, не надо делать из этого экзотику, так жил когда-то весь мир. Поэтому, на примере гуцульской истории, у нас есть некий срез изменения мировоззрения на собственные традиции и их место в настоящем.
- То есть фильм об изменениях традиций в Украине, о том, что люди сожалеют об этих изменениях?
Скорее, он о том, что мы не сожалеем, а приспосабливаемся, что мир меняется и это естественно, потому что есть такое жесткое слово как рентабельность, и оно меняет культуру, образ жизни людей, это глобальный процесс. Что касается Украины, то мы уже изменились. «Жива Ватра» это пример того, как все-таки люди стараются продолжать дело начатое их родителями. Через фильм мы видим как происходит диффузия, люди из села бегут в город, потому что в селе тяжелая работа, но попадая в город, они так же тяжело работают, только в других условиях. У нас был случай, подвозили парня, он живет в живописных местах, мы как раз едим их снимать, а он все это бросает и уезжает в Киев работать упаковщиком на конвейере, и говорит – «я счастлив работать на почте». Он даже не понимает, что убегает от одного тяжелого труда к другому. Просто всем хочется чего-то по ту сторону реки. Молодежь становится мобильней и хочет всматриваться, изучать мир, сравнивать его и с этим уже ничего не поделаешь. Мы теряем границы села, как и города, у нас уже везде такой себе «пригород». И город, как основа сообщества, теряется, потому что везде, в любом городе, будь то Одесса, Львов, Киев, в центре везде есть декорации для туристов. Поэтому люди потихоньку отселяются, в центре дорого, шумно, и все для туристов, так мы теряем среду для жизни, где человек может быть частью сообщества. В городах все больше каждый сам за себя. В селе тоже так, но пока остается не много консервативности, сохраняющей старый образ жизни.
- Вы работали над фильмам четыре года, это безумный срок, хотелось ли бросить? Наверняка же были проблемы с финансированием.
Бросить не мог, потому что, в первую очередь, это все было нужно мне. Мы начинали без финансирования, все делали за собственные деньги, оператор, студенты, дававшие нам какую-то технику, поляки помогали, все держалось на друзьях и добрых людях, так было три года. Я дебютант, и это нормально вкладывать в свой первый фильм, надо самому прорываться. Когда начинаешь историю, ее надо заканчивать. На четвертый год мы нашли средства, выиграли питчинг в ГосКино, никто нам не помогал, все по-честному, независимо. Уверен, что из этого что-то получится.
- Какие дальше планы, может попробуете себя в игровом кино?
Следующий все-таки планирую документальный, о городе, о том, о чем говорил, что он превратился в «туристическую открытку», хочу показать реальные проблемы людей. А в игровом кино с радостью себя попробую, только в полном метре, в коротком у нас уже есть такой опыт, это фильм «Ману и капуста». Кино, то это такой процесс, в котором главное не спешить, время все оправдывает. Нельзя «нажимать» на героя и выдавливать из него, то, что тебе нужно, как из тюбика зубную пасту. Нельзя заставлять попадать в какие-то ситуации. Мой способ – наблюдать и искать, что происходит в судьбе героя, никаких «нажатий», терпение, и все наиболее интересное случится само.
- Ваш главный принцип в документалистике?
Наблюдение как метод. Так мы работали над «Живой Ватрой». Как режиссер манифеста, у меня есть свои принципы, но, в целом, к разным материалам нужно применять разные подходы раскрытия темы. Мы выбрали не вмешательство, а наблюдение. Никакой постановки, главный принцип – команда должна быть прозрачной, режиссер ведет разговор, а все остальные наблюдают. Нас было от пяти до шести человек постоянно на съемках. Без девушек, я бы и взял с радостью кого-то, но условия были крайне экстремальные, надо было таскать технику в горы. Благо к нам присоединились два здоровых оператора с опытом альпинизма. Была история, как однажды зимой машина не доехала километров десять до места и мы все шли где-то часов шесть по снегу, сугробам, с техникой на плечах, вот это было испытание. А для нашего звукооператора это был еще и первый поход в горы, полный хардкор. Но было классно, этакая проверка. Мы тогда прочувствовали, как здесь живут люди, постоянно гоняют туда-сюда по этим горам, и они ведь не легче штуки носят на плечах.
- Вы часто бываете в Европе на фестивалях. Чего не хватает украинскому кино?
Инфраструктуры и фондов. В остальном мы в контексте, и таланта у наших кинематографистов достаточно. В игровом кино проблем больше, документалистика достаточно сильная, во много после Майдана. Мы не знаем как делать проекты, у наших людей нет четкой инструкции и понимания как и где находить ресурсы, как работать в копродукции. Для меня фильмы делятся на две группы: ценные по кинематографическим качествам картины и фильмы-проблемы. Большинство работ в документалистике это социально острая проблематика, чем злободневней тема, тем интересней, актуальней и сильнее резонанс. Стычки, обездоленные люди, конфликты интересов в обществе, везде в этом документалист может найти классную историю, и людям это будет интересно, потому что это насущное. Но здесь и риск свалиться в репортерство. А другая категория это фильмы, которые не зависят от проблем, наблюдают за миром и передают его определенную атмосферу. Будучи в Торонто посмотрел 20 фильмов за 10 дней, это была жесть, все документальное, то о смерти, то о наркотиках, и это реальные люди, тяжело такое смотреть, постоянно напряжен. Для меня классный фильм это когда режиссер не сдает своего героя, ведет его до конца и заканчивает надеждой, пускай у героя проблемы, сложности, но не надо его сдавать отчаянию. Человека нужно раскрывать, показывать его взгляд на вещи, мнение, мысли. В «Живой Ватре» мы старались делать именно так, но проблемные стороны тоже показывали, что все пропадает, что осталось только одно пастбище, но основной упор все-таки делали на жизнь людей.
- Какие люди приходят в документалистику в Украине, что они приносят с собой?
Сейчас пришло много молодых людей, думаю, все у нас будет классно. Если этому поколению не будут мешать, оно пробьется везде, потому что трудолюбивое, знает языки и умеет меняться. Не хотел бы вешать ярлыки, но старое поколение жесткое, оно не знает языков, сидит на бюджетах и понятия не имеет как можно действительно эффективно использовать финансирование. А главное, они не пытаются научиться понять новый мир, как он работает. Молодые много путешествуют, посещают фестивали, общаются с дистрибьюторами, интересуются, сравнивают, используют международный опыт. Уже нельзя мыслить локально – Украина, надо смотреть как это работает в мире и показывать себя.
- А к новым документалистам вы относитесь как к коллегам или конкурентам?
Конкуренции пока у нас нет. Вот когда будет выпускаться сто фильмов в год, и они все будут классные, тогда будет конкуренция. А сейчас только радость за каждый украинский фильм с какой угодно командой, потому что я знаю, что такое «пот документалистики», это душевное общение с со своими героями, а люди раскрываются не так просто, это кропотливый труд.
- Знаю, вы собирали пожертвования для одного из героев «Живой Ватры», для Василия, у него тяжелая болезнь, как обстоят с этим дела?
Произошла вот какая штука. Когда закончили монтировать фильм, были такие счастливые, что сделали что-то для Василия и его семьи, что наконец все увидят как они живут, и помогут, может туристы какие будут приезжать, это могло бы их спасти. Но все получилось иначе. Мы проведали их спустя какое-то время, а Василий подзывает к себе и говорит, что у него, мол, страшный, почти неизлечимый диагноз – лейкемия. Вот мы и решили помочь. Но он умер, химиотерапия его съела. А его сын, Ваня, остался с 84-летним дедом, у них все нормально. Ваня в этом году пошел в горы, решил еще раз сходить после съемок, это хороший знак. В школе он учится отлично, а летом пробует ремесло отца и деда, работает на природе. У него есть надежда, и в фильме она есть, и она как раз в этом самом мальчике.
